Как переехать в Америку, или Путешествие из Петербурга во Флориду - Ярослава Полетаева

по вашему мнению, у американцев самая любимая еда? Правильно, пицца! Они готовы её есть и в 5 утра, и в 11 ночи, а столько различных видов пиццы я не видела даже в Италии. Взять хотя бы пиццу на основе питы, нутеллы и банана… Слюнки текут. Здесь такое обилие и разнообразие еды, что это, несомненно, из блага превратилось в настоящее проклятие, и теперь создает нам, простым смертным, всевозможные проблемы. А вот сладости тут не ахти. Слишком сладко, и всё тут! Тех полутонов вкуса и текстуры, которые можно найти в шоколадно-ореховом пралине в питерской «Сладкоежке» или бабушкином Наполеоне тут днём с огнём не найдешь. Помню, как в первые дни я искала в Америке йогурт. Нашла в магазине похожую баночку, купила. Хранить было негде – холодильника у нас с Мэй не наблюдалось. Ну, думаю, ничего – пол литра йогурта по моим домашним меркам я должна была умять за один вечер. Глотнула и… Выплюнула! С такой приторно-сладкой смесью не может соревноваться даже сухой молочный порошок, который я ночами воровала у дедушки на даче. Мне пришлось отдать йогурт своим новым соседям по кампусу. Они проглотили, не поморщились. Вот что значит привычка!

Пожив здесь несколько лет, я тоже перестала замечать приторность здешних десертов. Каждый раз, возвращаясь домой в Петербург, я с огромным удовольствием ем здоровую и с детства любимую пищу. И, конечно, теряю вес – так что жду не дождусь следующей поездки. Всегда хочется быть худее… Ну, а куда ж без комплексов!

***

– Оксана, я приехал за час до начало торжества, но мне сказали, что свободный стол появится только часа через три. Представляешь? Я очень расстроен. Что за вечер такой!

Итан и вправду выглядит расстроенным. У меня обрывается сердце. Мы сидим в ресторане, окруженные друзьями. Сегодня день рождения Итана, и это не моя вина, что его день рождения выпал на Новый год. Достать столик в этот день практически невозможно, а ещё и на пятнадцать человек! Я обзвонила все рестораны, несколько раз перенесла место празднования, но мы все равно были посажены за разные столы. Что я могла поделать? Мне пришлось в этот день учительствовать, да ещё мой последний студент не пришел. Так что я, усталая и расстроенная, приехала на торжество чуть позже именинника. Итан уже был горяч, как раскаленная сковородка, и встретил меня с обвинениями.

Пару лет назад ему поставили диагноз «биполярное расстройство». Вот он наимилейший человек, которого вы когда-либо встречали. Вдруг, совершенно без причины, его настроение мрачнеет, и все вокруг начинают его раздражать. Это достаточно серьезное психологическое расстройство, а тяжелее всех приходится близким людям. То есть мне.

– Все очень рады быть здесь с тобой, – говорю я Итану, пытаясь удержать дрожь в голосе. – Я уверена, что все отнеслись к ожиданию с пониманием. Я сделала все, что могла, пытаясь забронировать нам столик. Пойду позвоню твоим филиппинским девчонкам, похоже они не могут нас найти.

Использую этот предлог, чтобы выйти из-за стола. Я расстроена, и не могу больше притворно улыбаться. Это самое важное искусство в Америке – улыбаться несмотря ни на что. Я овладела им почти в совершенстве… Почти, потому что сейчас не могу. Подружки Итана и правда задерживаются. Встречаю их у входа.

– Как вы доехали, красавицы? – спрашиваю их. Джана и Николь приехали из Филиппин пару лет назад. Тоже учиться. Они обе молодые, многообещающие пианистки.

– Николь, быстренько, пока никто не слышит, расскажи как там дела с твоим молодым человеком? – спрашиваю я.

Она познакомилась с чернокожим американским мальчиком два года назад. Я точно знаю эту дату, потому что буквально на днях он забыл поздравить её с годовщиной. Конечно, мы все считаем, что она заслуживает гораздо большего. Но ведь это не наше дело.

Я продолжаю поддерживать своих друзей – даже если знаю, что, возможно, они совершают ошибку. Дело в том, что ключевое слово «возможно». А значит, возможно, что они поступают правильно! Ничто в мире не имеет одного правильного ответа, и ни одна дорога не ведёт в рай. Потому ли, что этих дорог много, или потому, что рая не существует – это дело вкуса. Да-да, дело вкуса.

– Мы помирились. Он пришел на мой концерт. Правда, должен был уйти сразу после концерта…

– Даже не остался тебя поздравить?

– Нет, но я не переживаю… Я же говорю, он пришел на мой концерт. Ты не представляешь, как он занят.

Николь пытается расстаться с ним уже полгода. Они видятся, дай бог, раз в месяц, потому что у него никогда нет на неё времени. Вот и с годовщиной он ее не только не поздравил, но и упрекнул, когда она спросила, видел ли он её поздравление. Тогда Николь сказала, что с неё хватит и что в этот раз она расстается с ним по-настоящему. Благими намерениями…

– Николь, тебе, конечно, виднее. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива – ты такая замечательная девочка, и достойна самого лучшего.

Сказать по правде, я её понимаю. Я выросла на поговорке «лучше синица в руках, чем журавль в небе.» Интересно, говорят ли здесь, в Америке, что-то подобное?

В моменты счастья – когда всё хорошо, и долгожданное «прости» наконец было сказано – нам всем хочется забыть прошлые обиды и размолвки. Ведь сейчас всё хорошо, так зачем же раскачивать лодку и припоминать прошлое? Эх, если бы знать, в какой момент чаша весов переполнится и пора уходить. Не завтра, и не после извинений. Сейчас.

Мы втроем возвращаемся к праздничному столу. Я сажусь подальше от Итана, как бы уступая заветное место вновь прибывшим. Когда он в состоянии раздражения, поверьте – это самый правильных ход. Я сажусь рядом со своей близкой подругой Шэри.

– Ну как ты, моя красавица, – хорошо проводишь время? Откуда у тебя такое красивое платье?

Платье у Шэри и правда роскошное. Мой подарок. Она улыбается и говорит типичную американскую фразу, которая звучит примерно как «это лучшее время моей жизни» – «I’m having the best time of my life». Вот что мне нравится в американцах, так это их умение получать от жизни удовольствие. Или, по крайней мере, притворяться, что это самая лучшая вечеринка, самое красивое платье, самая лучшая компания и так далее. Враньё, конечно, но думаю, в какой-то мере работает – на подсознательном уровне.

С Шэри мы сблизились в последние четыре года. Тогда у неё умер муж, за которым она ухаживала на протяжении многих лет, и она осталась одна. Нет, конечно, у неё были друзья и даже приемные дети, но ведь все же занятые люди. А особенно, в Америке – они тут любят работать, или, вернее, зарабатывать. Так и получилось, что мы с ней сошлись на теме одиночества. Она – прихожанка церкви христианской науки, которая не верит в медицину, а потому они не ходят к докторам и не принимают таблетки.

– Как ты себя чувствуешь, дорогая? – спрашиваю я. Шэри необычайно сдала за прошедший год. Она уже не помнила ни дат, ни наших совместных планов. Даже не могла водить машину, что для Флориды первоначальное дело.

– Когда ты рядом – отлично!

Мне тяжело смотреть, как Шэри теряет себя в круговороте жизни. Тяжело осознавать, что дорогая подруга скоро забудет и твое имя, и имя собственной мамы.

– Ты продолжаешь принимать таблетки, прописанные кардиологом?

– Ты же знаешь, что мне это очень тяжело, Оксан. С тех пор, как я перестала принимать таблетки, мне стало гораздо легче. Я верю, что наше сознание преодолеет все несовершенства тела и окружающего мира. Я исцеляю себя не только своими мыслями, но и мыслями нашего творца.

Я глажу её руку. Ну что я могу поделать, если это её правда. Мне кажется, что вера принесёт ей больше пользы, чем таблетки, которые она считает бесполезной тратой времени. Я здесь, чтобы поддержать мою подругу. Я просто хочу, чтобы она была счастлива.

– Как твои дети?

– Хорошо, но ты знаешь, как